Власть смеха и страхи власти

Безумец-Самозванец-Шут ведет следственный эксперимент в спектакле «Детективная комедия, или Несчастный случай», поставленном на сцене Русского театра режиссером Георгием Кутлисом по мотивам пьесы Дарио Фо, Якопо Фо и Франки Раме «Случайная смерть анархиста».

Если быть кратким – это именно ТЕАТР! Дерзкий, веселый, грохочущий, мгновенно обрушивающий на зрителя водопад эмоций, чтобы установить с ним контакт с самого начала, с прохода по залу шутов в пестрых костюмах.

Действие происходит в Италии 1960-х, народ очень недоволен властью и не стесняется говорить об этом в полный голос. (Ох уж эти итальянцы, как мы завидуем их отваге и энергии протеста!)

В основе пьесы лежит подлинная трагическая история. В Милане во время допроса в полицейском управлении был выброшен из окна четвертого этажа анархист Джузеппе Пинелли, заподозренный в чем-то, что не оправдалось, как писал, правда, по другому поводу, в одном фельетоне молодой Антоша Чехонте. Понятное дело, убийство оформили как несчастный случай, мол, человеку стало плохо, он попытался глотнуть свежего воздуха – и нечаянно свалился с подоконника. Какая жалость!

Сомнительная версия, считаете? Бывает! И не только в Италии и не только больше полувека назад. О синдроме внезапной смерти слыхали? Вот то-то и оно!

Георгий Кутлис, прекрасная постановка «Мудреца» по комедии Островского которого три года украшает собой репертуар Русского театра, оставил от пьесы Фо… рожки да ножки, скажете? Ошибетесь. Оставил главную мысль, беспокойное сердце авторов, непримиримость. Резко сократил многословные диалоги, добавил кое-что от себя (чтобы зрителю было, во-первых, понятнее, а во-вторых, чтобы с головой окунуть в стихию смелого, не признающего авторитета властей, смеха). И прошил постановку заразительными музыкальными номерами (композитор Александр Жеделев, педагог по вокалу Эда Захарова) и танцами (хореограф Ольга Привис). На выходе – динамичное и красочное шоу продолжительностью в сто минут.

Шут перед лицом трагедии

Основное преображение, изменившее всю структуру действа, коснулось персонажа, который у автора и в афише проходит как Сумасшедший. В пьесе этот образ выписан так, что одно из двух. То ли он притворяется, так как время и люди таковы, что только безумец может всем и всюду говорить правду, не оглядываясь: вдруг тебя слушает стукач. То ли в самом деле псих, страдающий манией притворяться другими личностями (у него и медицинские справки имеются), но очень уж изворотливый. Сумасшедший, но умный. У автора он по стечению обстоятельств заинтересовался «случайной смертью» анархиста, врубился в ситуацию и начал провоцировать полицейских и издеваться над ними – едва ли не из чистого искусства, pour le plaisir, от того, что терпеть не может хамов и костоломов из силовых структур.

Ситуация слегка напоминает «Ревизора», Хлестаков ведь тоже нечаянно оказался «инкогнито из Петербурга»; Дарио Фо вообще близок к Гоголю, сюжет «Случайной смерти…» можно с некоторой натяжкой считать парафразом «Ревизора», а сцена, в которой Сумасшедший принимает обличье эксперта-инвалида напоминает историю капитана Копейкина из «Мертвых душ». Но в постановке Кутлиса Сумасшедший – иной характер. Играющий его Александр Жиленко в начале спектакля появляется в костюме Шута, т.е. единственного, кто в изолгавшемся мире решается говорить правду. Безумец, который тоже говорит правду, хотя по несколько иным мотивам (в русской традиции –Юродивый: «Не могу молиться за царя Ирода, Богородица не велит!») – ипостась такого Шута.

Сам Дарио Фо, по словам британского драматурга и актера Майкла Биллингтона, был театральным шутом, который заставлял нас смеяться перед лицом трагедии. Да и сам Фо повторял: «В основе всего, что я пишу, лежит трагедия. Никогда не следует забывать, что причиной смерти в результате несчастного случая является человек, выброшенный из окна».

В трактовке Кутлиса и Жиленко Сумасшедший извлекает из трагического случая комическую составляющую, чтобы с ее помощью разоблачить преступников, заставить их испытать страх перед наказанием и осмеять перед публикой, которая в таком случае становится действующим, как минимум, неравнодушным, участником постановки.

В «Мудреце» у Жиленко роль Глумова. Думается, что в театральной вселенной, моделируемой Кутлисом, между этими персонажами просматривается... Сходство? Скажем так, параллель. Как и Сумасшедший в «Несчастном случае», Глумов в «Мудреце» выступал обозревателем, разоблачителем пороков общества. А если сам был не свободен от этих пороков, так ведь с волками жить – по волчьи выть! Во всяком случае тогда Глумов, как теперь (и гораздо бесспорнее) Сумасшедший становился героем, которому зритель сопереживает. Отождествляет себя с ним? С Глумовым – вряд ли. С Сумасшедшим? Почему бы нет! Кому не хочется говорить правду – и что б тебе за это ничего не было?)

– Правду говорить легко и приятно, – заметил арестант. (Цитирующие эту фразу из «Мастера и Маргариты» два последних слова почему-то не помнят!)

Родство образов улавливается и благодаря карнавальной эстетике, масочности персонажей, окружающих центральный образ. В «Мудреца» такая стилистика шагнула из комедии дель арте; в постановке по мотивам пьесы Фо она попала в родную стихию и буквально купается в ней.

Энергия протеста стремится к выходу

Сумасшедший, выдавая себя за прибывшего из столицы высокопоставленного чиновника, проводит следственный эксперимент, заставляет полицейских воспроизвести во всех подробностях ход допроса, который закончился тем, что подследственный выпал из окна и разбился.

Все четыре представителя силовых структур в спектакле выглядят масками комедии дель арте. Каждая маска – в одну краску. Комиссар Бертоццо (Дмитрий Кордас) – растяпист и трусоват. Комиссар спортивного вида (Александр Домовой) – громила и садист, за отсутствием интеллекта он способен получать признательные показания только одним способом – выбивая их из арестантов могучими кулаками. Начальник полиции (Дмитрий Косяков) на фоне коллег мог бы сойти за человека образованного, он хитер и местами находчив, но, когда что-то идет не по плану, теряется. Полицейский (Вячеслав Сердюченко), как и положено нижнему чину, очень исполнителен, чтит вышестоящих, но явно себе на уме – ему совсем не улыбается держать ответ за то, что натворили синьоры начальники.

Четыре маски, как и положено? Труффальдино, Тарталья, Бригелла, Панталоне? Не торопитесь. У истоков комедии дель арте масок было больше; в XVIII веке граф Карло Гоцци облагородил старинный жанр; аутентичная комедия дель арте была площадной, балаганной, народной, не боялась грубоватых шуток и соответствующей лексики; постановка Георгия Кутлиса сродни ее первозданному облику. Но не один только язык комедии дель арте присутствует здесь.

«Театр – это преступление». Круто сказано, не так ли? Афоризм приписывается Антонену Арто, французскому писателю и актеру, создателю театра жестокости (долго объяснять значение термина). И уж точно он высоко ценил «чувство истинного юмора и анархическую силу освобождения и распада, заключенные в смехе». И энергию бунта.

Эта энергия пульсирует в лучших эпизодах постановки Кутлиса.

Кабинет на пятом этаже здания полиции существует не в вакууме. Внизу – толпа, она помнит о случившемся недавно синдроме внезапной смерти, она накапливает ярость протеста, и в эти стены проникает страх. Двойной. Перед «высокопоставленным чиновником из Рима», за которого выдает себя герой: да какой он Сумасшедший, будем именовать его почетным званием Шут! И перед народом, который терпит, терпит, но однажды не простит. Вы же понимаете, это Италия, южный темперамент.

«Расследуя» случайную смерть анархиста, Шут заставляет четверку полицейских заново пережить преступление, которое они совершили. Жутко, натуралистически – их преступление театрализуется, вызывает в них тревогу, липкий страх лишает способности соображать, из всех инстинктов работает один, самосохранения: спасти свою шкуру, но как?

Шут ведет с этой четверкой жестокую игру, превращая их в персонажей сымпровизированного им театра жестокости (и, как будто в стиле софт-хоррора, лампы дневного света на потолке полицейского комиссариата начинают мигать и наливаться кроваво-красным цветом).

Дважды в спектакле действие выплескивается за пределы кабинета.

Первый раз, когда звучит песня итальянского антифашистского сопротивления Bella ciao. Один из лучших, самых ярких, самых темпераментных эпизодов. Здесь актеры выходят из своих образов-масок; они воплощают бурлящую внизу, перед зданием полиции, энергию протеста, в их руках – знамя Италии и черно-красные стяги анархистов.

Второй раз, когда Журналистка (Марика Отса) выходит на авансцену, пересекая незримую границу между шоу и сегодняшней действительностью и обращается непосредственно в зал. Актриса выходит из образа, вообще-то играет она не правдоискательницу, а вполне себе продажную акулу пера, которая пришла не за истиной, а за скандалом и сенсацией. Но здесь она говорит не от имени своего персонажа, а от имени Современности.

А теперь о том, что огорчило в спектакле. Неизбежная ложка дегтя.

«Мудрец» все-таки был заметно более цельной, более точно выстроенной работой. Более гармоничной. (Это мое мнение, можете не соглашаться, у нас ведь свобода слова?) При том, что, повторю, новая постановка Георгия Кутлиса – это ТЕАТР! Вне всяких сомнений Мастерство режиссера бесспорно. Фантазия – на уровне. Гражданская позиция – да, полностью разделяю. Что же беспокоит? Во-первых, несбалансированность композиции. Первая сцена, в кабинете комиссара Бертоццо, кажется малость затянутой. И спорным выглядит стремление имитировать «итальянский темперамент», когда актеры говорят быстро-быстро, и… временами неразборчиво.

Музыка сильная, мощная. Нравится безусловно. В том месте, где Шут поет что-то типа «выходной арии» она заглушает текст, но слова, которые все же успеваешь разобрать, настолько банальны, что, может, оно и к лучшему.

Интермедия завершена. Переходим к финалу.

Шут разоблачен. Его выкидывают из окна, с облегчением вздыхают, но он опять появляется, и снова его выкидывают, и снова он появляется – к ужасу полицейских.

Потому что смех и правда бессмертны. Смех должен победить власть, которая держится на трех китах: лжи, страхе и пассивности народа.

Он победит, даже если говорить правду не всегда бывает легко и еще реже приятно. Для того, кто говорит, и для тех, о ком он сказал.stolitsa.ee